Часть 4

Их чудесные имена, и когда же снег в Москве нетронут

Не все коту масленица!.. Ну, то есть, не все – занятия по матану на факультете компьютерных технологий. Пытливый читатель, разумеется, вспомнит и о втором семестре снотворного редчайшего качества, замешанном на туманном бреде – лекциях Глухого Леопарда. Но не единым Глухим Леопардом усыплен студент-первокурсник, переживший первую сессию!

Подбросило нашим студентам расписание, составленное лунно-зависимыми персонажами, и некий предмет-аббревиатуру из трех букв. Забегая вперед, отметим, что в дальнейшем предметы с вразумительными названиями встречались в расписании все реже и реже, а их настойчиво вытесняли некие сокращения из трех, четырех, и даже пяти букв! Отметем грязные инсинуации и подсознательные ассоциации с бранными словами, впрочем, иные аббревиатуры являлись какими-то полуругательными сами собой. Один ОПУП чего только стоил! Ну до ОПУПа и соответствующего этому названию состояния пока было весьма далеко, а новый предмет назывался ОИО.

Что такое Вр.И.О. – еще можно было догадаться, но вот что же такое ОИО – студенты ломали голову вплоть до первого занятия. По вразумительности сути предмет ничуть не уступал аббревиатуре названия, которая, кстати, расшифровывалась не как некий Общий Исполняющий Обязанности, и даже не Общество Искусного Одурманивания, а всего-навсего Основы Инженерного Обучения. Похоже, брошенные амбразурой на грудь преподаватели кафедры сами не знали, чему учить первокурсников на этом предмете! Более того, они даже не могли определиться, в какие именно дни его проводить!

Конечно, лунное расписание давало вполне четкие предписания насчет недель проведения занятий, но, очевидно, лунные фазы находились в противофазе с жизненным циклом преподавательницы этого странного предмета, которая обладала сложнейшим для запоминания именем и противоречивым характером. ВП, одолевший в силу этой противоречивости, сдачу зачета разве что с пятого раза, приводил немало нелицеприятных вариантов ее имени. Остановимся, пожалуй, на наиболее благозвучном: Дрозофила Маниаковна. Когда очередное полнолуние совпало с творческим подъемом Дрозофилы Маниаковны, ВП все же сумел, приехав согласно расписанию, оказаться на лекции по ОИО. Довольно, кстати говоря, внятно и приятно изложенной, про операции над числами в двоичной системе. В следующие разы ему патологически не везло: то работы не позволяли вырваться на лекцию, то, явившись в день и в аудиторию по расписанию, ВП никого там не обнаруживал. Дрозофила Маниаковна – она и есть Дрозофила Маниаковна!..

В один из февральских понедельников была первая лекция по физике. С физикой у ВП была многолетняя вражда, личные счеты, взаимная несовместимость и клинический идиотизм. То есть там, где было место физике – не было места пониманию ВП; и наоборот – где был разум ВП - никак не распространялась эта противоречивая и загадочная, как поведение Дрозофилы Маниаковны, наука.

Но, немало претерпев мучений и лишений из-за этого предмета во время первой попытки получить высшее образование, ВП решил в этот раз не сдаваться, идти до конца, и свести свое общение с физикой к максиме «Или я ее, или она меня!»

В этот раз судьба оказалась благосклонна к ВП: лектор по физике, он же и семинарист, оказался человеком умным; не из внештатных сотрудников фашистских концлагерей, а из ученых; и старался донести недоступную заумность до аудитории языком понятным, приводя конкретные и доступные примеры. ВП из принципа посещал все занятия, и даже приезжал на сверхранние субботние семинары, которые, в этом случае к счастью, также подчинялись расписанию, зависящему от положения звезд и движению астероида в созвездии Водолея. А, точнее, проходили всего несколько суббот, и то через две недели! Понимания от того хоть и было немного, но все же лучше, чем совсем ничего!

Бесспорно, есть люди-жаворонки, которых хлебом не корми, а дай подскочить пораньше ни свет ни заря, загрохотать, затоптать, или там, к примеру, взреветь музыкой и автомобильным мотором под окнами в 5 утра. Но ВП к таким, пожалуй, общественно-вредным персонажам не относился, а с началом вечерней учебы, напротив, плавно перекочевывал в лагерь злостных сов. Тем не менее, субботние семинары по физике заставляли его на время оказаться в стане противника.

Справедливости ради, отметим, что не такие уж и сверхранние были эти занятия: в 9 утра. Но когда дорога от дома до института отнимает два с лишним часа, то явка вовремя чревата подъемом чуть ли не в полшестого утра, к тому же – в выходной!
Впрочем, даже у такого бедствия были и свои положительные стороны. Вот представьте: никакой толчеи, Москва безлюдна, потому что еще не проснулась; редкие машины на проспектах, забитых в час пик под завязку; практически пустой в начале восьмого утра субботы вход в метро; и белый, не тронутый солью или лопатой дворника-таджика снежный покров на дорожке к метро… Ради столь редкой картины можно и загубленный выходной пережить!

МИРЭА в это время мало отличался от картины спящего города… Таким тихим и безлюдным автор видел институт лишь однажды: в последние дни летней сессии, также в субботу, приехав проставить экзамен автоматом. Эхо далеких шагов еще невидимого прохожего доносится издалека, немногие самоотверженные студенты наподобие ВП стоят у аудитории, спя с открытыми глазами, а на занятии – физика и дрема аудитории текут  сами по себе, не впадая друг в друга и даже не сближаясь.

Но не все было так удручающе, как может показаться. Физик, являясь человечным, порой шутил, пытаясь растормошить засыпающую публику.
После написания очередной формулы:
-Есть многое на свете, друг Горацио!..

-Вы поймите, физика – она для всех одна! И поправка на убогость, мол «мы вечерники бедные и несчастные, пожалейте нас», не пройдет! Нет другого варианта попроще для этих формул и правил.

-Вы меня слушаете и думаете, наверное: «Вот нехорошие какие, придумали какой-то ротор поля, чтобы нас им мучить!»